Сошедшая с Олимпа в мир, где каждый внемлет твоему любому слову. Скажи, каково это быть Герой для такого Зевса, что всегда находит тебе замену? Ты лишь улыбаешься, не зло, а просто, словно бы я - маленькое дитя, не понимающее этого мира. И знаешь, ты права. Мне явно не 80000 лет. Ты никогда не предъявляла ему претензию, всегда все терпела и прощала. Слишком большая твоя любовь, чтобы испытывать жалкую и низкую ревность, но разве это не надоедает все? Знаешь, Джессика тебе не удастся изменить этот мир, он не станет лучше и светлее. Всегда будет то, что должно создавать противовес: убийства, маньяки, боль. И ты киваешь, соглашаясь полностью, ведь символизируя мудрость, нельзя быть поверхностной и глупой. В тебе всегда была такая глубина, что, казалось бы, можно утонуть. Женщина_марианская впадина, с верностью как у пса. Большие глаза, которые против лжи и против боли, но при этом терпящие их почти каждую ночь. Ты срываешь его прикосновения, как дар небес, ведь лучше, чтобы ты приходила к нему ночью, чем кто-нибудь другой. Всегда способная помочь, отзыв читая и слишком искренняя. По тебе лучше остаться с разбитым телом и душой сотни раз, чем забыть о чувствах и понятии меры. Никогда никому не дозволить коснуться себя, кроме одного человека, всегда воспринимать все снисходительно и с легкой улыбках на устах.  Воплощение всепрощения и семейных ценностей, как сильно ты любила своих детей, но Адам решил, что они слишком сильны, что они эгоистичны, и ты поцеловалась, ибо даже любовь к ребенку не переселит любовь к собственному мужу. Мне кажется, что ты порою могла бы ему мстить, но нет, ты отказывается полностью, сдвинув брови и покачивая головой. Никогда не путать свое нутро с остальными. Твоя семья - самые близкие тебе люди. Чего стоит Ева и Кристин - более родственные души, но Софи, казалось бы, совершенно другая, при этом, часто ты идешь к ней за советом. Богиня Гера с богиней Афиной. Идеальный союз двух сестер. 

 Каждый раз, стоит закрыть мне глаза, как перед глазами предстает та картина. Та самая, где она лежит ниц на кровати, вся в крови, бардовой, капающей на белоснежный ковер. Ее прекрасное лицо даже не было искажено гримасой боли, оно словно бы молчало, но ясно давало понять: это не был для нее чужой человек. Она всегда была терпима ко всему, чересчур, и вот, к чему это терпение привело. Но я никогда в своей жизни не забуду то, что случилось в тот момент со мной. Этот животный ужас будет преследовать теперь мою душу вечность.
Она даже не закричала, просто из горла вырвался стон, а холодные белоснежные руки, на которых проступали сухожилия, закрыли рот, чтобы визг не разнесся по дому. Казалось, будто бы убита была она. Ноги подкосились, отказываясь держать ее дальше. А сама Джессика только мотала головой из стороны в сторону, пытаясь отчаянно сдержаться от приступа истерики, но в данном случае это было невозможно. Ее любимая Кристин, самая дорогая, самая искренняя, была мертва. А перед смертью даже не закричала, просто, как всегда, с терпимостью, вынесла всю ту боль, что ей причинили, и смирилась. Женщина вскочила и подбежала к ней, схватила ледяные руки, повернула к себе мертвое лицо с пустыми глазами. Нет, это больше не была близкая ей Кристин, это был просто труп когда-то близкой ей Кристин. И разрыдавшись пуще, Джессика развернулась и выбежала из комнаты. 
Путь давался трудно. На ней было длинное платье, шелковое и легкое, одно из тех, что она носила дома. Странно, но эта женщина любила шикарные наряды надевать только для одного человека, а для высокосветских вечеров предпочитала что-то более простое. Наверное, вы уже догадались, кто же именно был ее тем самым одним человеком - Адам Блэкнайт - ее муж. И сейчас она бежала к нему, чтобы он успокоил ее, чтобы помог. Джессика споткнулась о подол платья и с грохотом рухнула на пол. Руки сжались в кулак и с отчаянием стали бить по деревянному полу, как будто бы это спасло всю ситуацию, но злость отпускала ее, уступая место новому чувству: отчаянию. До нее, символизирующей мудрость, вдруг дошел весь ужас сложившихся обстоятельств, весь кошмар. Теперь баланс природы, баланс их совершенности был нарушен. Их больше не двенадцать, теперь их одиннадцать, одна пара разрушилась, а вслед за ней могли и другие. Все их пары были созданы в противовес друг другу, чтобы каждый мог остановить другого, дополнить идеально, но что будет теперь? Теперь, когда некому остановить Бенджамина? 
Нужно было бежать. Как можно дальше и быстрее, как можно глубже, чтобы спрятаться от этого, выкинуть из своей памяти, просто очистить все свое нутро и снова стать самой собой. А не так, что стоит только векам опуститься вниз, и по телу проходит электрический ток с разрядом в двести двадцать вольт, а перед глазами появляется этот образ мертвой сестры. Сестры, которая еще совсем недавно стояла рядом и смеялась, клала свою руку мне на плечо и говорила мне, что тут точно мы найдем свой дом. Она нашла свой дом, но только не здесь, а, возможно, наверху или внизу. Я не знаю, куда мы попадем после смерти, да и есть ли живая душа в наших телах. Мы - это что-то выходящее за рамки и непривычное. Мы - древние, те, что сотворили половину этого мира и ночных существ. Мы - воплощение совершенства и пороков этого человечества. За наш идеальный внешний вид мы платим уродством более глубоким - моральным. И наши пары, наши браки - полное дополнение друг друга. Адам - символизирует похоть, я же верность и семейные ценности. Но что будет теперь с Бенджамином? Только Кристин могла его остановить, только она ставила меру для него, которой он обычно следовал, теперь меры нет. Мера купается в липкой алой жидкости. И я боюсь за него. За то, что теперь он сможет сделать.
Она пытается подняться снова, продолжая плакать, но уже не вытирая свои слезы. Кристин нужно убрать оттуда, искупать, похоронить и узнать, кто же посмел ее тронуть, хотя давайте скажем правду: Блэкнайт давно знала, кто сделал это. Сразу же, стоило только коснуться взглядом мертвого тела. Вот и нужная дверь, осталось только длинными пальцами обхватить ручку, опустить вниз и подтолкнуть от себя, но она застывает, слыша доносящиеся из-за двери стоны. Джессика никогда не мешала мужу, считала это детским поступком, который ведом ревностью и глупостью, но сейчас она не может так поступить, сейчас он нужен ей больше, чем этой дешевой актрисе кардебалета. 
- Адам, ты нужен мне, - и закрывая рукой рот, ее дыхание сбивается снова, а слезы текут по бледному лицу. Платье порвано, волосы растрепаны, разве это была она? Обычно роскошная и совершенно выглядящая, ее нутро кричало и билось об стенки, требуя выхода эмоциям. Она всхлипывает, рыдания рвутся наружу. Нет сил терпеть, нет сил сдерживаться. - Ты не видел ее, Адам, - шепот, словно бы умирающего зверя, - Она мертва. МЕРТВА! - и конец. Джессика падает, ударяясь об холодный пол.